Живущие вместе люди разных вероисповеданий знают, каким испытанием могут стать праздники. Мой муж иудей; меня же воспитывали католичкой. Поэтому мы решили, что у нас дома будет и Рождество, и Ханука – ведь это прекрасная возможность поделиться с детьми традициями нашего детства и придумать новые.

Мы выделили уголок для меноры, дрейдлов [9] и звезды Давида, а другой угол украсили небольшой елкой, гирляндами и сценой рождения Христа. Дети узнали, что такое Ханука, как говорить благословения, зажигая свечи в течение восьми вечеров, как крутить дрейдл и играть на монетки (мы предпочитали шоколадные). Наша маленькая елка была увешана бесчисленными игрушками, которые дети сделали в детском саду. Под ней лежали упакованные подарки. Мы поставили украшение в виде сцены рождения Христа и рассказали детям его историю. Каждый год мы выстаивали очередь, чтобы дети могли рассказать Санте, как хорошо они себя вели и о каких подарках мечтают.

В этом году, незадолго до Дня благодарения, дети заявили, что хотят «настоящую елку». Неужели наша настольная елка Чарли Брауна [10] их больше не устраивала? Не нарушится ли хрупкое равенство религий, которое мы создали у себя дома? Озадаченные детской настойчивостью и убежденные, что они просто где-то нахватались рекламы, мы погрузили детей, собаку и тушку индейки в машину и отправились в Карова-Бич.

Мы нашли Карова-Бич случайно. Это тихое поселение в четырнадцати километрах грунтовой дороги от Двенадцатого шоссе на Внешних отмелях Северной Каролины. Добраться до него можно только на полноприводном автомобиле или на лодке. В Карове живут дикие лошади. Говорят, их завезли туда еще испанцы.

Наш джип был сломан, и друзья предложили нам связаться с риелтором, чтобы он бесплатно прокатил нас по пляжу и показал лошадей. В 1990-е годы Карова состояла из трехсот домов и жителей средним возрастом около семидесяти пяти лет. В центре поселения находились волонтерская пожарная часть и почтовые ящики. Мы были очарованы, купили участок на берегу канала и начали строить маленький коттедж.

Карова-Бич стало нашим семейным убежищем. Дикие лошади носились через дюны и бродили маленькими табунами по длинному пляжу. На пляже обычно не было никого, кроме нас, там можно было искать стеклышки, отполированные морем, и другие сокровища. Вот и в этом году мы надеялись найти там умиротворение.

Дети быстро отвлеклись, и мы с Марком решили подумать о «дилемме елки» позже. Выходные пролетели незаметно. Мы подолгу гуляли, навещали соседей и читали на солнышке. Вскоре пришла пора уезжать, и я привычно занялась сборами. Муж с дочкой взяли Моджо, нашего золотистого ретривера, на последнюю прогулку по пляжу.

Дочка вернулась и с блеском в глазах заявила:

– Мама! Мы нашли обалденную штуку на пляже!

– Где она? – спросила я, вспоминая мириады пляжных сокровищ, которые уже были разбросаны по всему дому. Ракушки, плоские морские ежи, сушеные морские коньки и сотни стекляшек.

– Она слишком большая, ее сюда не дотащить! Идем скорее!

Мне представились необычные находки: ветка дерева, покрытая прилипалами, выброшенные на берег акулы, скаты и черепахи… Я лишь надеялась, что эта штука не слишком плохо пахнет, ведь нам еще предстояло ехать домой. Муж бросил веревку и брезент в багажник, и все трое (вместе с Моджо) повели нас с сыном через дюны.

Там лежала прекрасная полутораметровая елка, только что срубленная. Ее ветки торчали вверх, как будто их все еще удерживала защитная сетка.

– Мы нашли ее на линии прибоя, ее выбросило на берег волной. Мы вытащили ее и стали ждать, не придет ли кто-нибудь за ней.

Но пляж оставался безлюдным.

– Ну, что думаешь? – спросила я мужа.

– Наверное, нам было суждено поставить елку в этом году. Как еще это объяснить? – ответил он.

Мы привязали елку (и двадцать килограммов песка в придачу) на крышу машины и отправились домой. Ее решили назвать Русалкой. Мы купили только подставку – оказалось, что самодельных игрушек у нас достаточно, чтобы украсить ее снизу доверху. Это напомнило нам притчи о земных благах или о скудном количестве масла, которое поддерживало огонь в меноре все восемь чудесных дней.

Мы обвязали ниткой морских коньков-«долларов» и испекли крошечные бублики. Пришлось повесить их повыше, чтобы Моджо не мог дотянуться! Дочка смастерила звезду Давида из алюминиевой фольги, и мы повесили ее на верхушку нашего дерева. Огоньки мерцали, дом наполнился запахами Рождества.

Это дерево стало символом уникальности и единства нашей семьи. В нем воплотилось равновесие наших сердец. Мы всегда были особенными. Мы верим в Чудеса. В Чудо Хануки, в Чудо Рождества и в Русалку.

Традиция из ствола

Когда я была маленькой, я очень не любила помогать маме разбирать рождественскую елку и выбрасывать ее после праздника. Мы аккуратно упаковывали каждую игрушку, а потом папа брал дерево и выносил его на задний двор, где оно стояло, пока, наконец, не отправлялось на помойку.

Я не могла смириться, что наше прекрасное дерево, всего несколько дней назад украшавшее праздник, становилось ненужным через несколько коротких недель. Это казалось мне такой потерей, что я с трудом сдерживала слезы.

Мне было около десяти лет, когда папа придумал новый способ использовать елку. Зачем выбрасывать дерево, которое так радовало нас, если можно наслаждаться им в каждое Рождество? Мой отец был талантливым столяром-любителем, и ему пришла в голову чудесная идея: делать игрушки из остатков прошлогодней елки.

В тот год мы с мамой сняли все игрушки, а потом я помогла папе вынести елку на заснеженный задний двор и отрубить все ветки, пока не остался голый ствол. Папа унес ствол в свою мастерскую в подвале и порезал его на бруски. Им предстояло сохнуть почти год.

В следующем декабре мы стали придумывать, какие украшения можно сделать из старого дерева. Папа отвечал за техническую часть, а я – за роспись. Я часами раскрашивала маленькие игрушки и придавала каждой особые черты.

Сначала мы решили сделать несколько маленьких нарядных домиков. Получилось восемь штук, с трубами и остроконечными крышами. Я разрисовала их окошками и дверцами и приклеила на каждую дверь крошечный рождественский венок.

К Рождеству мы с папой вместе выбирали идеальную елку – большую, пушистую и достаточно крепкую, чтобы выдержать вес всех наших игрушек. Важнее всего был толстый ствол, подходящий для изготовления украшений на следующий год.

Каждый год мы делали около восьми игрушек из старой елки. Мы развешивали их на новом дереве, где они радовали всех членов нашей семьи. Друзья и родные не верили, что можно сделать такие красивые украшения из елочного ствола, а гости первым делом всегда направлялись к елке, чтобы полюбоваться нашим новым творением.

После первых домиков мы сделали сани Санта-Клауса с горой подарков. На следующий год – крохотные столики, накрытые к Рождеству. Каждый раз был особенным, потому что мы трудились вместе. Эта традиция продолжалась десять лет, пока я не уехала из дома поступать в университет. В тот последний год папа сделал верхушку, идеально подходящую для нашего семейного дерева, – это был парусник.

Я не представляю другую рождественскую ель, которая несла бы столько любви и смысла. Каждое украшение делалось с любовью и с воспоминаниями о прошедших праздниках. И даже сейчас, когда я выросла и у меня есть своя семья, я возвращаюсь мыслями к нашей семейной елке, которую мы создавали вместе с папой.